- Время летит неумолимо, и кое-кто стал поговаривать, что не тот, мол, теперь Богатиков - изменился, постарел. Я же, вопреки злым языкам, продолжаю активные выступления и до сих пор могу дать фору многим молодым коллегам. Что ни говори, но далеко не каждый способен на одном дыхании отработать полнокровный сольный концерт. Сказывается, видимо, флотская закалка, не зря ведь целых четыре года прослужил на Тихоокеанском...- Раз уж вы заговорили о возрасте, мне остается поинтересоваться, какие изменения произошли в вашей жизни?

- Самые что ни на есть закономерные. С годами я становлюсь не только старше, но и мудрее, искушеннее. Постепенно отходит все наносное, и появляются, наконец, долгожданная творческая неторопливость, размеренность, основательность, возникает неодолимая потребность в общении с молодежью. Сейчас я стал потихоньку переключаться на преподавательскую деятельность и вскоре намерен организовать в Крыму студию-семинар для молодых эстрадных исполнителей. Спонсоры уже есть, а проводить занятия будут мэтры, работающие в самых разных жанрах и направлениях. В частности, предварительная договоренность достигнута с Иосифом Кобзоном и Борисом Гребенщиковым.

- Что тревожит вас нынче в развитии жанра?

- Ты наверняка заметил, что у многих артистов отсутствует сценический облик, но не вина это их, а беда. Как-то блеснуть, выделиться из общей массы у нас почему-то всегда считалось зазорным, а между тем настоящий певец просто обязан иметь море тщеславия. Не случайно Бальзак называл это чувство "здоровой кровью в творческом организме"...

- Кто же из молодых исполнителей вам наиболее импонирует?

- Прежде всего, Наташа Рожкова - прекрасная певица с незаурядными, правда, до конца пока не реализованными способностями. Ну а что касается Игоря Демарина, то я уже давно считаю его своим "крестником".

- Как вы проводите свободное время?

- В основном стараюсь побыть с семьей и хоть немного почитать. Последняя потрясшая меня книга - "Иного не дано", выпущенная небольшим тиражом специально для делегатов XIX Всесоюзной партконференции.

Из интервью 1989 г.

Давным-давно, еще до перестройки, в огромной стране под названием Советский Союз звания были не так девальвированы, как сегодня, когда просто артисту, не заслуженному и не народному, уже вроде и на сцену-то выходить неудобно. Тогда звания давали в основном солистам оперы, драматическим актерам, а вот эстраде они перепадали крайне редко. До 1986 года среди эстрадных певцов было всего два народных артиста СССР, два корифея: Клавдия Ивановна Шульженко и Леонид Осипович Утесов. Третьим в этом списке стал... Юрий Богатиков.

И сейчас, по прошествии стольких лет, это обстоятельство многих удивляет и интригует. Многих, но не меня. Часто встречаясь с прославленным певцом, я успел уяснить довольно простую вещь:

Богатиков наделен талантом не только лирическим, но и - прежде всего! - на редкость оптимистическим. При прежнем режиме на таких был особый спрос, их пестовали и лелеяли, чтобы песня строить и жить (или все-таки выживать?) помогала.

Впрочем, как справедливо заметил классик, "нет мрачных времен, есть мрачные люди". Слава Богу, что Юрий Иосифович не из их числа. Пожалуй, именно благодаря своему потрясающему жизнелюбию он по-прежнему в строю. Певец регулярно выходит на сцену и, между прочим, в свои солидные шестьдесят восемь любому молодому коллеге фору даст.

- Юрий Иосифович, я вспоминаю, как один певец, тоже всяческими регалиями не обделенный, говорил мне в восемьдесят шестом году: "Слушай, ну почему народного Союза именно Богатикову дали? Ничего не понимаю: кто за ним стоит?". Скажите: кто за вами стоял? Почему именно вас третьим на советской эстраде удостоили звания, на которое было, казалось бы, столько куда более вероятных претендентов?

- Димочка, нашу беседу хорошо бы предварить эпиграфом:

"Если хочешь, чтобы тебе не поверили, говори правду". С этого мудрого изречения я и начну разговор...

Биография артиста Богатикова для моего поколения хрестоматийна. Окончил ремесленное училище связи (кстати, вместе с Евгенией Семеновной Мирошниченко), так что "Трудовые резервы" вполне оправдали свое название: они растили замечательные кадры не только для промышленности, но и для сцены. А почему получил звание? Наверное, потому что... Вот сейчас о рабочем человеке не поют... Не то что когда-то (Поет):

Теперь умолкли поезда

и не гудят автомобили,

и, между прочим, навсегда

гудок фабричный отменили.

Какая тишь над городком,

каким покоем дышат дали,

а мы не время с тем гудком -

мы с ним судьбу свою сверяли...

Особый разговор о флоте. Я ведь на Тихоокеанском служил, а не в какой-нибудь Балтийской или Черноморской луже...

- "А если очень повезет...",

- "...тебя дорога приведет на Тихоокеанский флот". И хотя я очень лирический певец, две темы: рабочая и защитника Отечества - были у меня главные.

Вообще-то, я считаю себя неудавшимся артистом. Нет, это не бравада, не игра. Каждый обладающий приличным голосом певец мечтает петь в опере, причем классику, вечное... Понимаешь?

- Но эстрада сулит куда больше успеха...

- У нас, к сожалению, да. После революции на передний план вышел так называемый простой человек, а ему песня и понятнее, и доступнее, нежели высокие жанры классического искусства. Фактически она строится по тем же театральным законам: завязка, развитие, финал - все это налицо, но, чтобы послушать оперу, ты должен провести в ней три часа, а в песне максимум за три минуты все происходит. В ней можно вообразить себя Матросовым и спеть, как... развязать шнурки (что именно сейчас, кстати, часто делают).

Конечно же, я готовил себя к оперной сцене. Тем более что у меня хватало и диапазона, и музыкальности, и актерского понимания. Я не случайно сначала в театральный институт поступал...

- После службы на флоте?

- Да-да. Помню, в Харьковском театральном председателем приемной комиссии был Лесь Сердюк. Я прекрасно читал стихи, монологи - в общем, по всем статьям прошел. А потом была проба на музыкальность. Я спел "Безмежнее поле" (Поет): "Що серце мени розрива-а-а-е..." - да так, от души, еще и "соль" наверху поставил! Мэтр сказал: "Молодiй чоловiче, вам не сюди, вам туди треба", - и показал пальцем в сторону консерватории (она через дорогу была).

- Наверное, людям талантливым в то время везло на высокопоставленных покровителей. Это, кстати, правда, что Брежнев лично любил ваше творчество и вы даже были вхожи в его семью?

- Ну, не совсем так. Не буду врать, но жена его меня очень... ну, в общем, слушали они меня. Именно по рекомендации Виктории Петровны я попал первый раз в Большой театр. В те годы перед Восьмым марта там обычно проходил большой праздничный концерт, и вот, помню, меня позвали выступить. А надо было видеть мой музыкальный состав: труба, контрабас, фортепиано и аккордеон - что называется, жопкин хор.

Начальник Всесоюзного управления музыкальных учреждений был в отчаянии: "Ну как можно это безобразие в Большом театре показывать?". Он имел в виду не мое пение, а аккомпанемент, но выход все-таки нашли: отрезали кусок марли и сделали прозрачный занавес, за которым спрятали музыкантов.

- Что вы пели?

- Хорошую песню Алексея Гургеновича Экимяна "Спасибо, женщины, спасибо, солдаты вас благодарят...". В конце почему-то заказали "Калинку". Странно, может, тогда это было модно?

- Как раз Роднина с Зайцевым под "Калинку" чемпионат мира выиграли...

- Да?! Точно, а я вот не догадался.

И все-таки, продолжая тему, почему именно мне дали сперва народного СССР, а не кому-нибудь другому... А кому другому? В то время в песне во весь рост стояли семь великих баритонов: Магомаев, Гуляев, Гнатюк, Кондратюк, Кобзон, в какой-то степени я, Хиль, Витя Вуячич... Видишь, даже восемь насчитал. И девятый был, кстати, - Ермек Серкебаев, но дело в том, что у первых четырех и у последнего это звание уже .было...

- Да и они в большей степени оперные певцы...

- Вот-вот, они работали в театре, а я вроде... Ну, честно, не могу сказать, почему - наверное, стоил того.

Помню, как пел на сорокалетие Победы здесь, в Киеве, на нынешнем майдане Незалежности. Представь, Владимир Васильевич Щербицкий шел во главе колонны ветеранов от гостиницы "Москва" до самого Центрального стадиона. Ставил этот концерт Шарварко: собрал двухтысячный духовой оркестр...

- Ну, это в духе Бориса Георгиевича...

- Да-да (Смеется). Я стоял на специальной площадке и пел "День Победы". Признаюсь: такое чувство я испытывал лишь дважды в жизни. Первый раз это было в семидесятом году, на столетие Владимира Ильича Ленина. Я пел тогда в Париже, в зале, вокруг которого выставили три кольца охраны. (Кстати, это был мой первый выезд во Францию. На мне красовался не такой "кустюм", как сегодня, а от "Моссельпрома"). Но не это важно... Когда после концерта все запели "Интернационал", я почувствовал себя, как на передовой: вокруг враждебная среда, а мы, еще молодые, переполненные романтикой... Словами это не передать.

К чему я клоню? Наверное, я оказывался в нужное время в нужном месте, и это, давая звание, учли. Вдобавок человек я не глупый, в меру образованный, прилично знающий свое дело... И са- мое главное - спасибо Господу Богу и папе с мамой за такую особенность таланта! - умею почувствовать публику и, как у нас, может быть, грубо говорят, взять ее за глотку. Клянусь тебе, публике даже не важно, что я пою. Она не вслушивается в слова, потому что чувствует, как я к ее сердцу пробиваюсь. Как выдашь в полную силу: "Вдалеке от любви прозябая, я прошедшие дни ворошу. К справедливости вашей взываю, безответные письма пишу...". Вот что в этом?

-Энергетика...

- Правильно! (Обрадовался). Правильно!

- Члены Политбюро и вправду любили вас настолько, что принимали в своих семьях?

- Здесь, в Киеве, я был вхож в дом Юрия Никифоровича Ельченко и таким образом познакомился с очень многими из тех, кто у него бывал. Мы замечательно проводили время. Его жена - совершенно изумительная, неповторимая, удивительнейшая Альбина Ивановна - собирала у себя не только артистов (подчеркну: стоящих артистов). Она приглашала людей, которые отличались, как говорят, "лица не общим выраженьем" - от Юрия Гагарина до...

Помню, как первый раз я встретился в доме у Ельченко со знаменитым Константином Константиновичем Проданом...

- В то время, замечу, всесильным помощником первого секретаря UK КПУ...

- Ему Владимир Васильевич Щербицкий когда-то подарил баян, и он здорово играл. Я со своей колокольни, да после пары стопок, поначалу отнесся к предложению спеть с усмешечкой: мол, что же вы мне здесь покажете? Пришлось потом перед хором прямо за столом извиняться.

Трудно сказать, кого там не было, да я и не хочу называть гостей поименно. Слишком многие сейчас хвастаются: туда-то был вхож, с теми-то встречался... Мы просто дружили.

- Не корысти ради...

- Боже упаси! Как все маленькие люди, я очень самолюбив (и не маленький я, а небольшого роста), поэтому всегда обостренно чувствовал фальшь. Какого-то пренебрежения, когда, знаете, эдак снисходительно похлопывают тебя по плечу, не терпел. Мог сорваться на грубость, особенно здорово у меня получалось быть ироничным - это мое главное оружие. Ну, вхож был... Вместе работали, вместе пели, как казалось, вместе делали дело...

- И что, хорошо пели под баян от Щербицкого?

- Мало того, я до сих пор помню, какую песню. (Поет):

Когда весна придет, не знаю,

пройдут дожди, сойдут снега,

но ты мне, улица родная,

и в непогоду дорога...

Эти мелодии - как вехи.