Начало- Хорошо сегодня звучит Штоколов? - Море красивого звука! Мне очень хотелось бы, чтобы и в Украине, хотя бы в Крыму, подобное тоже происходило. Почему? Потому что у нас столько талантливых людей, которые не имеют денег, чтобы их сняли, показали по телевидению. Как они могут пробиться при нынешних порядках, когда все продается и покупается? Недавно я посмотрел телеинтервью с Вадимом Рабиновичем и там меня задела за живое одна фраза. Я не очень люблю Миколу Вересня, не знаю почему. Бывают такие симпатии-антипатии... Атут он меня потряс. Рабинович не без удивления рассказал, как попросил Вересня об услуге. Тот ему помог, но от предложенного гонорара отказался... Чего не скажешь о Славе Пиховшеке: тот взял. Вот я ни того, ни другого не знаю. Пиховшек, который пытается соединить коня и трепетную лань, мне не так чтобы симпатичен. Сейчас он вообще потерял тему и как-то растерялся. Хотя "Eni-центр" и "П'ятий кут" я любил смотреть, эти программы вызывали у меня прилив адреналина. Мне все время хотелось сказать: "Подожди, Слава, ты же задаешь вопрос. Полчаса спрашиваешь - и всего лишь для того, чтобы человек ответил "да" или нет". Они же спешат высказаться - эти телеведущие... Вот ты - удивительный человек: не перебиваешь и просто слушаешь... Ну что тут сказать - наш Ильич... - Юрий Иосифович, вы до сих пор так поете и так звучите... Не боитесь, что, услышав вас, наши народные звезды вообще перестанут выходить на сцену? - Да Бог с тобой! Как они могут не выйти? Это же деньги, их заработок... Мой старый друг, уже ушедший из жизни, всегда говорил: "Вот если бы каждый артист столько получал, во сколько он себя ценит...". - Вы застали времена, когда культурой в СССР руководила легендарная Фурцева. Как мы теперь уже понимаем, это были годы расцвета советской культуры. Скажите, а что отличало при ней политику Министерства культуры и почему сейчас практически ничего нет из того, чем жила артистическая среда тогда: ни фестивалей, где все собирались, ни какой-то преемственности поколений? - В том правительстве умные люди подобрались: и в идеологическом секторе, и в культуре... Да и сама Екатерина Алексеевна очень неглупой была. Она читала наизусть "Гамлета", хорошо разбиралась в балете, знала, что, где и когда происходит, кто какие постановки готовит... - И это, будучи потомственной ткачихой... - Олег Николаевич Ефремов запросто заходил к ней пить чай. Я, к сожалению, не попадал в эту компанию, но они с Людмилой Георгиевной Зыкиной и с Сорокиной (была такая певица в Большом театре) играли в преферанс. Очень важно, чтобы чиновник не забывал о том, что он человек, и Фурцевой это удавалось. Тогда наверху понимали, что воспитывать можно и через хорошую, добротную песню. Ты посмотри на творчество Пахмутовой. Почему ее до сих пор поют? - Музыка классная! - Да, но это отдельный разговор. Главное - она попадала в такие исторические моменты, которые затрагивали все общество. Вот полетел Гагарин - и она написала (Поет): "Опустела без тебя земля, как мне несколько минут прожить...". Или помнишь, как провожали талисман Олимпийских игр - мишку? А потом вдруг появляется (Поет): "Оглянись, незнакомый прохожий, мне твой взгляд неподкупный знаком...". - Услышав песни Пахмутовой, люди срывались с насиженных мест и ехали куда-то в палатки строить в тайге новые города... - Правильно, но государство это хорошо понимало и соответственно поддерживало. Вот мы боимся слова "идеология". А оно означает сумму взглядов, и не более того. ...Сейчас мы говорим: звезды! Батюшки, слова-то какие чудные! А тут еще стали вдруг надгробные плиты при жизни вкапывать. - Отпечатки рук-ног оставлять... - Слава Богу, не чего-нибудь другого. В общем, амбиций много, а содержания, увы!.. Вот Газманов написал: "Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом"... И еще: "Москва, звонят колокола!..". Или ребята из "Любэ" выдали {Поет): "Там за туманами, вечными, пьяными....... Почему в Украине за годы незалежности не появилось ничего, кроме песни Петриненко {Поет): "УкраТна, Укража, тара-ри-ра-пара-рара..." - нисходящая и восходящая секвенции. Ну что это такое, ребята? - А почему ничего не появилось? - Потому что самоизоляция в искусстве - это трагедия. Слабо сейчас нашим блестящим так называемым звездам взять и устроить (им с удовольствием в этом помогут!) целый каскад концертов в России? Ведь почему мы росли? Потому что был эталон. Нам хотелось попасть в Колонный зал, в "Россию". И стимул был, и мотивация. А какие были замечательные, можно сказать, великие композиторы! Фрадкин, Фельцман, Колмановский, Пахмутова, Богословский - ой! {Поет). "Мне тебя сравнить бы надо с песней соловьиною..." - можно сдохнуть! Недавно я был на "Золотом шлягере" в Могилеве и там в программе "Старые песни" сначала пел "Кохану" Поклада (вспомнил молодость), а потом выводил на сцену Никиту Владимировича Богословского (ему, между прочим, уже восемьдесят пять лет). Но меня не это взволновало, а то, как народ встал и минуты три вместе с оркестром ему аплодировал. Поэтому я и считаю, что нужно организовать отдел, который контролировал бы, кто и что сегодня поет... Это и будет путь к выздоровлению: тут и свобода вам, и демократия. Свобода - это разумная необходимость. - А демократия - не право плевать на пол в подъездах... - Естественно. Я сразу вспоминаю профессора Преображенского: разруха в головах, а не в унитазе, мимо которого ты писаешь. У нас ведь если хозрасчет объявили, значит, приглашаем кого угодно. Черт с ним, если вдруг прямо на сцене совокупляться начнут - зато народ соберется. - Возвращаясь к Фурцевой: это правда, что она недолюбливала Магомаева? - Нет, но я присутствовал при одном просто потрясающем эпизоде. Это было в 1973 году в Ялте, после первого фестиваля "Крымские зори". Устраивал его Юрий Никифорович Ельченко, который был тогда министром культуры УССР. Там, кстати, и познакомились Синявская и Муслим (помню, как Муслиму тащили в номер гостиницы огромное пианино - его тогда поселили в старой, ужасной "Ореанде"). Там собрался весь цвет тогдашней эстрады и оперы, не было только Дмитрия Гнатюка почему-то (видать, где-то в Канаде в это время денежку зашибал: ну, жить-то надо). Как сейчас помню: сидим на банкете. Я тогда впервые в подобном мероприятии участвовал и, как новичку положено, на самом шкентеле, как во флоте говорят, умостился, на краю. А Фурцева зовет: "Юра, чего это ты там спрятался? Давай-ка сюда!". Знаешь, как это на меня подействовало - до сих пор помню. У нее было удивительно тонкое восприятие молодых артистов. А вот Гуляева она сильно раскритиковала. Он пел под оркестр Гарика Пекаровского (это мой товарищ, который, кстати, возил звезд Украины по всему миру). Фурцева Юре заявила: "Не называйтесь солистом Большого театра, если поете под жопкин хор!" - так и сказала. Гуляев на нее обиделся, и тут Абрамова, чиновница из местных, зампред облисполкома, которая явно симпатизировала Магомаеву, решила поднять за него тост. Фурцева ее оборвала: "Тихо, баба, тихо! Тут у нас все народные, все Магомаевы". Но она, правда, уже пропустила парочку рюмок... - Любила это дело? - Обожала! Правильная баба была: играла в преферанс, любила красивых артистов... -Попариться... - А почему нет? Нормальная женщина! Я очень ее уважал. И тут Клавдия Ивановна Шульженко поймала паузу и говорит (баба Клава могла себе такое позволить): "Вы знаете, друзья, как-то я смотрю телевизор и вижу: вышел молодой человек - красивый, как Бог, голос божественный. Когда он спел "Бухенвальдский набат", я сказала себе: "Клава, это явление". И вот прошло десять лет, а этот молодой человек так больше ничего путного и не исполнил". Это была бомба! Иосиф подскочил - смягчить же неловкую ситуацию надо! - поднял рюмку: "За правофланговую советской песни Клавдию Ивановну Шульженко!" Все дружно выпили и перевели дух, а через какое-то время Муслим подошел к нему и сказал: "Слышь, Иосиф, ох и не права твоя е...ная правофланговая, ох и не права!". Я это на всю жизнь запомнил. Фурцева любила и знала нас, она могла подтрунить над нами, но и поддерживала во всем. Я, например, это чувствовал. Скажешь тоже: не любила Муслима! Как все талантливые восточные люди он фордыбачил сильно, например, за кружку пива обязательно расплачивался зеленой пятидесятирублевкой. Я потом тоже взял такую манеру, правда, рассчитывался не полусотенными, а четвертаками. - Надолго хватало? - Ну, тогда это можно было позволить. В киевской гостинице "Украина" у меня был свой номер, и я страшно любил, когда подвыпью, разрывать сиреневые двадцатипятирублевки и бросать: мне нравилось, как они падали. Утром заглянет ко мне директор гостиницы и ужаснется: "Боже мой, сколько денег! А вдруг зайдут и соберут?". - "Ну, так и будет", - отвечаю. - В нескольких интервью "Бульвару" вы сетовали на свою сценическую судьбу: мол, всегда были в тени других исполнителей - рослых, красивых. Странная точка зрения. Вы и сегодня ее придерживаетесь? - Нет, это ушло - все крупные и большие, кроме Иосифа, перестали быть достойными противниками. - А почему так случилось? Почему сникли Магомаев, Гуляев? - Ну, Гуляев - это особый разговор. Он был, во-первых, нездоровым человеком: страдал астмой, а кроме того, любил... Короче говоря, имел одну слабость (о покойниках плохо не говорят). Я пел его песни, мы дружили с ним, с сыном его Юриком. Был даже такой смешной случай. Как-то в Молдавии, на "Мартишоре", мальчишка Гуляеву говорит: "Папа, не пой больше песню "Нам рано на покой". - "Почему?" - удивился отец, а Юрик и отвечает: "Дядя Юра Богатиков ее лучше поет". Представляешь, от собственного сына такое услышать! Но что теперь говорить: он ушел. А почему Муслим перестал петь... - Голос пропал или еще что стряслось? - Трудно сказать - я очень мало его слышу. Вот в прошлом году был с ним в Могилеве. Там устроили праздник - пригласили восемь народных артистов Советского Союза. Концерт был потрясающий. Чтобы стало понятно почему, достаточно перечислить участников. Каждый артист - это эпоха. Был я (себя, любимого, первым назвал - конечно, чтобы не забыть), Коля Сличенко, Муслим, Нани Брегвадзе, Эдита Пьеха, Мулявин, Соловьяненко... Там не было соревнований, абсолютно, просто каждый делал свое дело так, как он это может. Наступило время, когда ты полностью владеешь своим ремеслом (ужасное слово), своей профессией (еще хуже сказал), своим искусством (пусть высокопарно, но это так). Ты можешь все, и публика это понимает. На ее отношении ни в коей мере не сказывается то, кто из артистов вышел сначала, кто потом... Я расскажу интереснейший эпизод. В прошлом году в Харькове устроили вечер памяти Шульженко. Там были Евгения Семеновна Мирошниченко, я и Гурченко. Люся заканчивала концерт, а я выступал перед ней, и у меня был бешеный успех. В моем положении, когда выходишь на сцену, уже не думаешь ни о чем, кроме того, что ты просто должен выдать все, что можешь, и, конечно, срабатывает какой-то спортивный азарт. Иногда я заглядывал за кулисы, где Гурченко своей очереди дожидалась. Вижу: труба ей! Ну, попляшет, ну, споет. С ее ли голоском со мной тягаться, после того как от могучего звука все разверзлось, после бешеных аплодисментов и всего прочего? В общем, останавливаю публику и говорю: "Я хочу спеть романс и посвятить его любимой женщине. Пусть послушает..." (Поет): Я вновь объясняюсь в любви, хотя не услышу ответа. Давно отцвело наше лето, но я объясняюсь в любви. Нас давние годы свели навеки, как мне показалось... Публика обалдела, конечно, но я не закончил этот романс... - Пригласили любимую женщину? -Взял Люсю за руку и вывел на сцену. Это был фурор! - Мужской поступок! Продолжение Источник http://bogatikoff.narod.ru
| 
