Четверг
28.03.2024
14:16
Жизнь города

Категории раздела
История Енакиево [108]
Спорт в Енакиево [29]
Туризм [27]
Природа [13]
Пригород Енакиево [46]
Жители Енакиево [564]
Мотоспорт [43]
Городской архив [9]
Выборы 2010 [58]
Улицы нашего города [1]
Общественные организации [6]
Семь чудес Енакиева [9]
Житейские истории горожан [27]
Интервью с енакиевцами [22]
Хронограф [81]
Сферические панорамы [4]
Фотофакты [0]
Очерки об инженере Енакиеве [24]
Воспоминания И.П.Бардина [17]

Наш город

Организации города

Это интересно

Книга жалоб и пожеланий

Форма входа

Сейчас на сайте

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Главная » Статьи » Енакиево как на ладони » Жители Енакиево

Никитченко Геннадий Васильевич - самый почитаемый русский в Абхазии



В Грузии Геннадий Васильевич Никитченко объявлен в розыск в качестве военного преступника. А в Абхазии почтен высшей ее наградой – орденом Леона. Втащила его в эпицентр событий сама суровая к нему судьба. Но он смог победить и саму судьбу.

Родился он в городе Енакиево Донецкой области, после армии окончил институт, стал инженером, женился, родил двоих сыновей и дочь. Но грянуло несчастье – умер старший сын. Жена захворала с горя так, что показалось лучшим уехать с родных, связанных с утратой мест. И Никитченко нашел такой обетованный край, где жизнь и климат помогли ей одолеть недуг – Абхазию.

Там он быстро пошел в гору по сельхозстроительству, создал свой мехотряд по монтажу птичников, складов, котельных. В селе Меркула Очамчирского района зажил в прекрасном, как вся довоенная Абхазия, двухэтажном особняке. Доход имел с лихвой; сын поступил в Сухумский университет, дочь в школе занималась музыкой, писала вдохновенные стихи.

Короче, жизнь за твердость в испытаниях воздавала сторицей дружной семье. Но черный передел послесоветской власти смел одним махом все, что созидал Никитченко.

Утром 14 августа 1992 года он выехал из дома, а на трассе, к которой примыкал его поселок – танки. Он – в правление колхоза, где работали грузины в основном; там все у телевизора, с грузинской стороны вещают: пришли наши навести в Абхазии порядок. Это грузинская земля, абхазов выдерем, здесь будет жизнь одним грузинам. Но почти столько же, сколько грузин, в Абхазии мирно жило русских, армян, греков. И о них, словно о щепках, когда рубят лес – ни слова.

Но первыми жертвами грузинского вторжения и стали загоравшие на сухумском пляже семьи российских военнослужащих, расстрелянные грузинским вертолетчиком Майсурадзе. Которого, кстати, никто у нас не объявлял за это в розыск – как и других убийц, положивших уже после войны около ста наших миротворцев.

И на ту первую кровавую пощечину официальная Москва постыдно отмолчалась. Не стали раздувать кадило и в ООН, куда Грузию приняли первой из бывших республик СССР – когда ее лидер Шеварднадзе, въехавший во власть на пушечном лафете, был, строго говоря, главой военной хунты. Но мировое прогрессивное сообщество было признательно ему за веский вклад в развал Советского Союза и Варшавского альянса. И хоть по Конституции 1921 года, к которой вернулась Грузия, Абхазия не входила в нее, Запад выдал Грузии карт-бланш военной силой вколотить назад упущенное.

В несколько дней грузинские войска заняли восточное побережье Абхазии от Ингури по Сухуми. Морской десант высадился в районе Гагр и захватил западное побережье до российской границы. Незанятой осталась только середка Абхазии, где засел Ардзинба с ополчением, и горные районы, основной – Ткварчельский, как раз над Очамчирой.

Но война еще, по выражению Никитченко, «не завязывалась». Под флагом Грузии пришли вчерашние советские солдаты, для которых еще было дико стрелять и грабить в непокорном политически, но мирном все-таки краю. Абхазы пока тоже не стреляли – но и прибывшую на том же раскатавшемся лафете власть не признавали.

Видя тогда, что без кровопролития, поощряемого Западом на теле бывшего Союза, дабы вновь не сросся, не обойтись, Шеварднадзе начал замену личного состава войск. В Грузии амнистировали 17 тысяч уголовников, которым за исполнение патриотического долга на строптивой территории обещалось забвение старых грехов и щедрая новая добыча.

Тогда же, в сентябре 1992 года на сессии Генассамблеи ООН Шеварднадзе сказал речь, перед которой меркнут все наши наци, наделенные одним оралом – но не бронетанковым мечом: «Пигмеи поднимают людей против человечества... Лилипуты, опутывающие гулливеров... Маленькие пернатые сбиваются в стаи и атакуют с беспощадностью птиц Альфреда Хичкока…» И это – на всю, наотмашь, нацию, которой командующий войсками Грузии генерал Каркарашвили одновременно выписал ордер на убой:

«С сегодняшнего дня грузинской стороне запрещено взятие военнопленных… Я могу заверить сепаратистов, что если из общей численности Грузии погибнет 100 тысяч грузин, то из ваших погибнут все 97 тысяч…»

Такой задачи – истребить весь, до младенцев, ненавистный этнос – не ставил, кажется, еще ни один расист в погонах в мире. И мир, зажав уши наглухо, на это не реагировал никак.

Но кровожадный клич расслышали, на свое горе, абхазские грузины и грузинские военные. И, охмеленные низкой надеждой, что короткая победоносная война все спишет, в каком-то массовом психозе кинулись крушить, резать и грабить все, что было негрузинского в Абхазии. У мирных людей выдирали плоскогубцами золотые зубы, насиловали детей, вплоть до трехлетних, ломали кости, жгли тела раскаленными прутами. По этим зверствам абхазская прокуратура возбудила массу уголовных дел. Но им поныне в прогрессивном мировом сообществе, по сути и благословившем геноцид, нет хода.

И однажды Никитченко возвращается в свою Меркулу – и застает такое зрелище: восемь танков подошли к поселку и бьют из орудий по нему. Он мчит к своим друзьям-грузинам: «Кого бомбите? Там простой народ – армяне, русские!» Ему же отвечают: «А, вас побомбим – абхазы накладут в штаны».

Летит он, только кончился обстрел, домой; окраина поселка вся в руинах, ужас, визги, кровь. Его дом – в глубине, в стене зияет дыра от снаряда. Но все слава Богу целы, дочь слегка ранена осколком. Сажает он жену с детьми в машину – и везет в Ткварчел. Там оставляет их, а сам, лишившись в одночасье всего нажитого годами прежнего труда – назад в Меркулу, защищать ее вместе с абхазами, армянами и русскими. Так «завязалась» для него, как и для всей Абхазии, война.

Разбомбленную Меркулу, где сегодня вместо семиста былых особняков семьсот руин, скоро пришлось оставить. С уцелевшими бойцами, не имевшими еще кроме охотничьих двустволок почти ничего, Никитченко поднялся вновь в горняцкий центр Ткварчел. 30-тысячное население его скоро удвоилось пришедшими со взморья беженцами. Еще выше в горах – граница с Грузией. Внизу – грузинские войска. Электричество обрезано, блокада, голод. Вертолетами стали переправлять на освобожденное вскоре западное побережье детей и женщин. И Грузия вся ликовала страшно, когда 14 декабря 1992 года был сбит по пути в Гудауту один такой, полный детей и женщин вертолет. Погибли, вместе с русским экипажем, 63 человека.

Толковый инженер Никитченко быстро понял, что танки, собиравшиеся штурмовать Ткварчел, дробовиками не остановить. И наладил производство сконструированной им же мины из газовых баллонов, заправляемых взрывчаткой с окрестных шахт. Потом радиоперехват донес с грузинской стороны: абхазы применяют неизвестное сверхоружие – разрывает танк напополам.

Затем он смог склепать из нескольких подбитых танков один действующий. Потом другой. Так у ткварчельцев появилась своя бронетехника. Из водонасосов и электродвигателей собрал на горной реке целый каскад миниэлектростанций – в Ткварчеле появился свет.

Тем временем уже формировался абхазский Восточный фронт. Командующим избрали Мераба Кишмария, афганского ветерана, бывшего командира батальона. Никитченко стал его заместителем по технике и вооружению.

С Мерабовым братом Хвичей, асом-танкистом, отработали такой прием. Едет грузинский танк – Хвича в своем ждет в кустах в засаде, заранее включив первую пониженную скорость. И перед самым носом вражеского, идущего на третьей передаче, выползает на дорогу. Тот останавливается, не успев ни выстрелить, ни перекинуть скорость. И Хвича, имея перевес мощности на гусеницах, жмет его в кювет…

В таком горниле гордый человек Никитченко ковал свой нынешний авторитет самого почитаемого русского в Абхазии. Где бы он ни шел, в Сухуми, в Очамчире, прохожие, буквально через одного, распахивают ему объятия: все или бывшие однополчане, или просто полны к нему симпатии. Но добывалась эта любовь нелегко.

– Абхазы к войне не были готовы. Их надо сперва, как русских, хорошо припечь. Я ставлю им в трудной ситуации задачу, они: нет, не пойдем, пошел ты сам! А у них самое страшное ругательство: я твою маму! Если сказал кому-то, или должен его сразу убить, или он тебя убьет. И я им: всех мам ваших! Теперь или меня убейте, или выполняйте приказ! Все встали – и пошли.

– К нам в ополчение приезжали со всей России люди самые разные. И санитарки, из которых многие погибли, настоящие святые. И романтики, и просто отморозки, бывшие спецназовцы, и казаки – тоже и праведные, и лихие. Но надо было всех принимать, потому что других не было. И вот брали мы Меркулу, бьемся день, два – без толку. Разведку выслали – ее накрыли. Абхазы залегли в траншее, встать не могут, огонь, страшно. Тогда я ставлю сзади датых казачков и отдаю команду: через пять минут бить из гранатометов по траншее. Сам прыгаю туда: ну, ребята, я приказал нас забомбить, если сейчас не выскочим. Как выпрыгнули все – и мы Меркулу взяли…

Но самое страшное – даже не бой, а после боя. В бою Никитченко был дважды ранен, раз контужен, лопнули барабанные перепонки, полностью оглох. При этом выскочил еще и глаз, сам и вправлял назад, как показывал жестами врач. Речь тогда тоже потерял – но потом все вернулось, осталась только небольшая шепелявость. Самым же страшным было вот что:

– После того боя за Меркулу мы договорились с грузинами об обмене живых и мертвых, всех на всех. У нас было два десятка пленных, они сказали, что наших у грузин 6 трупов и 9 живых, вся наша разведка. Мы подвезли пленных к месту обмена на грузовике, грузины тоже выкатили грузовик. Смотрим, а там все трупы: 6 холодных, 9 еще теплых. Была у нас радистка Аня, Саша Жук, русские, из Питера. У Ани груди отрезаны, Саше воткнули кол в зад. Наши как это увидели, озверели: тогда мертвых на мертвых! Выволокли дрожащих грузин из машины – и в упор из автоматов. Длилось это минуты – для меня как вечность. Кровь, пар над ней – уже где-то за пределом психики…

Когда война кончилась дорого доставшейся и Абхазии, и Никитченко победой, судьба нанесла ему, как бы уже в спину, самый страшный удар. 17-летняя дочь Люба, любовь и душа семьи, выжившей в бомбежках и блокаде, шла с подружками из школы – навстречу уже не вражеский, а свой, абхазский танк. Молодой танкист стал заигрывать с девчатами: рванет вперед, осадит. Люба вступила в доставшуюся от войны игру – и хищная война, словно уже из-под земли, ее скогтила.

Никитченко и это горе вынес, не скривив спины. Абхазия недолго ликовала от своей победы: начав почти с ничего, она отбила у противника значительную часть вооружения, и на число ее убитых пришлось в разы больше врагов, павших жертвами своей агрессии. Но так как по мировым понятиям о справедливости зажегший бойню Шеварднадзе – демократ, недосожженной им земле вместо компенсации за ущерб еще вчинили с 1994 года геноцидную блокаду.

И республика должна была осилить новый подвиг, уже мирный – выжить, когда перекрыли все артерии ее существования: курортную, вывоз фруктов, чая. А вся вина наказанного поголовно этноса была лишь в том, что не дал вырезать себя под корень, как намечал не осужденный и не пожуренный даже никакой Гаагой генерал Каркарашвили.

Абхазия смогла перековать отвагу бранную на мирную: вчерашние бойцы взялись за соху, рыбацкую снасть. И в их глазах не отлилось того, что в исповедуемом ими христианстве почитается за главный грех: уныния. Передают охотно, например, такую байку. Приехал Ардзинба после войны в село: ну как отсеялись? Ему: да это ерунда; что там в Сухуми слышно, как идет политика? А он: вот это как раз ерунда, а главное – как вы отсеялись!

Но хуже всех в блокаде пришлось русским – городской интеллигенции, не имеющей сельской родни, способной подкормить. Не загнуться морально и физически им помог Конгресс русских общин Абхазии, возглавленный Никитченко. Предшественником его был ученый-историк Юрий Воронов, чьим именем теперь названа улица в Сухуми:

– Неплохой мужик, интеллигент, говорил зажигательно, писал статьи в пользу абхазов. Но не имел какой-то крепости в душе. Раскопки вел, чтобы доказать, что здесь жили всегда абхазы. А нашел доказательства, что жили греки, сам запутался. Я бы сегодня таких ученых временно приостановил. Найдут какой-то черепок, чьи-то письмена – а люди потом тысячами гибнут… Расстреляли его сразу после войны, на пороге дома, автоматной очередью, как разрезали. Убийц нашли, два чечена. А кто им заказал убийство – до сих пор в тумане…

И Никитченко, бывший заместитель Воронова, чтобы не окиснуть духом, когда жизнь после смерти дочери стала для него пуста, занял меченное кровью место. И используя весь свой авторитет, военное умение перемежать нахрап выдержкой и хитростью, пошел, как в бой, против блокады, возведенной русскими против русских же. И это оказалось для него самым тяжелым боем: уламывать, умасливать наших непробивных чинуш, чтобы те выписали справку, дали лимит на вывоз машины мандаринов или вагона угля. И самое заветное – получить русским, и не только, жителям Абхазии российское гражданство: право на выход из блокадной резервации, на саму, по сути, жизнь.

И за этот вязкий, требующий дьявольских усилий труд я бы ему, Герою Абхазии за войну, дал бы еще и звезду Героя по труду. При нем во всех частях Абхазии заработали, по правилам взаимовыручки, русские общины. Рыболовецкая бригада завела бесплатную столовую для самых бедных, другие взяли в аренду санаторный комплекс, добились пропуска отдыхающих. Стали обрабатывать землю, наводить связи с Краснодарским краем по продаже местного угля, электроэнергии. Каждой общине Никитченко выбил по автобусу с правом на вывоз местной продукции и ввоз необходимой из России. И для полста тысяч русских из абхазской зоны Никитченко стал символом главного для них – надежды.

– Меня уже не остановить, можно только убить. Но смерти я давно бояться перестал, врагов здесь у меня тоже нет. Потому что я как козел среди овец: они траву кушают, я – листья, делить нечего. Я только депутат абхазского парламента, в большую власть и клановые трения не лезу, поэтому устраиваю всех. Потом везде мои бывшие однополчане, а для абхазов боевое братство свято. Этого б не было, они б не выстояли. И сейчас их уже бесполезно завоевывать. Это уже другой народ, нас всех здесь жизнь заставила стать другими…

И он действительно – другой. И отличается от массы наших лидеров тем, что его сделала трибуном своего народа не трибуна, а реальная борьба, из которой он вышел победителем.

Источник: http://roslyakov.ru/

Категория: Жители Енакиево | Добавил: enakievets (22.04.2010)
Просмотров: 2461 | Теги: Известные Енакиевцы | Рейтинг: 0.0/0

В самый разгар лета хочется отдыхать поближе к воде. Ну и куда отправиться, как не в аквапарк. Там обычно находятся развлечения для всей семьи — от безопасных детских бассейнов до крутых горок.

Контактная разработка
Всего комментариев: 0
ComForm">
avatar
Поиск

Опрос

Сайты города Енакиево

Официальный сайт Енакиево
Еженедельник "Панацея"
Енакиевская правда
06252
Блог Богдана Горбачева
Громадой к благополучию
Проект Земляки
Сайт города Углегорск
Ольховатка - ONLINE
Рейтинг сайтов города
Обзор городских сайтов

Сайты организаций и предприятий

ПАО "ЕМЗ"
Строительство от А до Я
Сайт Владимира Калиниченко
Турклуб "Дороги"
Центральная городская библиотека
Магазин кованых изделий Ferrum
Весь каталог сайтов города

 Букинист - бесплатная библиотека.
Copyright by Enakievets (Бородин Сергей) © 2010 - 2024 Енакиево как на ладони - сайт города Енакиево

Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru