Двадцать два месяца хозяйничали оккупанты в городе. 4 сентября 1943 года Енакиево было освобождено. Перед отступлением гитлеровцы разрушали все, что могли и успевали. В сообщении Чрезвычайной Государственной комиссии говорится:
«В Енакиеве немцы вывели из строя металлургический завод. Они разрушили и подорвали: основные конструкции бессемеровского цеха, мартеновские печи, крановое оборудование, нагревательные печи, новую машину стана блюминг, центральную насосную станцию; сожгли 148 жилых домов». Фашисты разрушили Новоенакиевский и Староенакиевский коксохимические заводы, затопили шахты, уничтожили Дворец пионеров, кинотеатр, три больницы, костнотуберкулезный санаторий, две поликлиники и многое другое. Еще шла война, а в Донбасс для восстановления черной металлургии была отправлена группа специалистов. В ее составе находился академик И. П. Бардин. Главный инженер Гипромеза С. Д. Шифрин, отыскав ящики с архивными документами Енакиевского завода в пакгаузе станции Свердловск, доложил об этом директору Гипромеза и высказал свои соображения по поводу восстановления завода. Директор, представитель славной династии донецких металлургов Коробовых - Николай Иванович Коробов предложил составить план восстановления, который охватывал бы механическую характеристику завода, включая схемы его коммуникаций и поэтапное его восстановление... План разрабатывался с небывалой быстротой, что, тем не менее, не отразилось на его качестве. Напротив, основываясь на примере енакиевского плана, Гипромез наметил пути восстановления для всей южной металлургии. Доменные печи не просвещенному человеку могли бы показаться хаотическим нагромождением обгорелого и покореженного металла; со всех сторон свисали обрывки труб. Как глаза мертвой Химеры, чернели фурменные отверстия. В специальной справке для Наркомата комиссия записала: «По большинству печей взорваны колонны, бронь горна фурменной зоны и заплечиков деформирована и имеет разрывы, водопроводная сеть сильно повреждена».
Так же конкретно было зафиксировано состояние мартеновского цеха. Но почерк писавшего справку выдавал огромное волнение и негодование: все печи были подорваны через шлаковики, что привело к разрушениям не только регенераторов, но и рабочего пространства печей. Полностью разрушена рабочая площадка, взорван весь ряд колонн, разделяющих печной пролет от разливочного. От аглофабрики осталось лишь то, что с горькой иронией можно назвать скелетом. Над землей торчали голые ребра уцелевших колонн здания, зияли пустотой оконные проемы, в которых гуляли сквозняки. Здесь было полностью уничтожено эксгаустерское отделение. Значительным разрушениям подверглись все цехи — прокатные, энергетические, бессемеровский, механический, транспортный. В центральной котельной оккупанты взорвали все пять котлов.
— Мы начали с воды, — вспоминает Ю. Е. Червинский. — Группа слесарей отдела главного механика решила в короткий срок дать заводу питьевую и техническую воду... Но для того чтобы собрать и пустить насос, нужно было изготовить некоторые детали, а для этого должно было работать хотя бы несколько станков, стайкам же требовалась электроэнергия. Где выход? Поначалу несложные детали вытачивали на небольшом станке, который рабочие крутили вручную. Потом додумались создать этакий гибрид динамомашины с... паропутевым краном. Получилась «электростанция» мощностью в 20—30 киловатт. Первый ток!.. Ученик академика М. А. Павлова, главный инженер завода И. М. Гречухин высоко ценил рабочую смекалку. Вспоминая первые восстановительные моменты, он пишет:
«С пуском такой «электростанции» явилась возможность вести, хотя бы поочередно, работу нескольких станков в механическом цехе и подготовить пуск уже значительно более мощной установки. Она была тоже в достаточной степени оригинальна: восстановили уцелевшую паровую машину стана 550, установили редуктор, на место клетей стана поставили уже довольно мощный электромотор, заменявший генератор. Эта установка могла давать несколько сот киловатт электроэнергии...» Постепенно на завод стало прибывать вывезенное во время эвакуации оборудование, возвращались специалисты. Сотни людей шли на завод и работали от зари и до зари, ночью - при кострах. Шли со своими ломами, кирками, лопатами, кувалдами, тачками, топорами, пилами. Много необходимых инструментов принесли на завод рабочие Голубов, Чичерин, а вальцовщик Штеров раздобыл текстолит, необходимый для изготовления подшипников. Не дожидаясь специального призыва, не требуя зарплаты или вообще какой-либо награды за труд, люди неутомимо и целенаправленно переворачивали груды металла и битого кирпича, очищали территорию и цехи от мусора. Но, пожалуй, наибольшие трудности выпали на долю тех, кто возрождал первую домну. Фашисты так изуродовали систему холодильников, что почти все пришлось делать заново. Здесь отличились слесари бригады Павла Бута. Покидая завод, доменщики умышленно оставили в миксере «козла» — 150 тонн металла, чтобы помешать оккупантам пустить агрегаты. Теперь же надо было извлечь застывший чугун. Взялась за это бригада горновых мастера Еремина. Двенадцать горновых вручную просверлили бурки. После взрыва «козел» разлетелся на куски, не повредив самою миксера. И у коксовиков были свои трудности. Они жаловались на недостаток электроэнергии; прогреть бы хорошо печи, чтоб газ пошел, а - нечем. Тогда коксовики решили заставить печи обогреть самих себя. Полученный в двух первых батареях газ надо было полностью отдать третьей батарее и там начать коксование угля. Через непродолжительное время в ночное небо над батареями взметнулись языки пламени. Обер-мастер Попов, руководивший работами, счастливо сообщил собравшимся у печей рабочим:
— Газ есть! Газ пошел!.. В третьей батарее началось коксование угля, необходимого для пуска и работы доменной печи. И вот наступило долгожданное время: доменная печь № 6 была полностью готова. Ее задули 23 декабря 1943 года. «Когда мы, — писал в своих воспоминаниях И. М. Гречухин, - начали работы по возрождению домны, специалисты составили длинную дефектную ведомость. Казалось, трудно будет уложиться в короткие сроки. Но страна, фронт требовали: к Новому году домну задуть!.. За дело взялись старые кадровые рабочие... Комсомольцы, молодежь принесли на стройку энтузиазм, юношеский задор. Недаром печь стала называться «Комсомольской». Шестая комсомольская домна была дорога сердцу каждого металлурга как символ несгибаемого мужества. Во время гражданской войны она осталась единственной действующей печью на Украине. И теперь ей выпала честь первой зажечь свои огни в разрушенном Донбассе. 23 декабря 1943 года Государственный Комитет Обороны прислал енакиевским металлургам приветственную телеграмму, в которой говорилось: «...своей образцовой работой вы положили начало восстановлению черной металлургии Донбасса и доказали, что трудная задача восстановления промышленности и ликвидации последствий варварского хозяйничанья немцев может быть решена в короткий срок». 24 декабря 1943 года газета «Енакиевский рабочий» писала: «...на заводе насчитывается много рабочих, выполняющих нормы на 500 процентов, и свыше 1000 человек — двух-сотников и трехсотников». Вслед за комсомольской домной 25 декабря 1943 года в пять часов утра была задута еще одна - № 4. Она получила дутье из газовоздуходувки, пущенной накануне для шестой, печи. Это была блестящая победа. О том, как восстанавливалась еще одна разрушенная доменная печь, пишет в своих записках инженер проектного отдела завода В. И. Сорокотягин:
«После пуска двух доменных печей коллектив завода приступил к восстановительным работам самой большой на заводе в то время домны № 3. Доменная печь, заполненная и закозленная, стояла на трех колоннах — три остальные были подорваны. В начальный период работ, после очистки ее от шихты, печь осела на 3,26 метра и накренилась почти на 10 градусов. Однако осмотр показал, что вес металлоконструкции, холодильники и кладка не пострадали и находятся в удовлетворительном состоянии. Значит, печь может ожить. Дальнейшие работы по восстановлению можно было вести лишь двумя способами: порезать автогеном металлоконструкции печи на металлолом и построить все заново или же выровнять и поднять печь в проектное положение. На свои страх и риск приняли последний вариант, хотя до этого в мировой практике подобные случаи не встречались. Доменная печь общим весом 1700 тонн была выровнена, поднята и установлена в проектное положение за короткий срок — за 33,5 рабочих дня!!..» Если расшифровать лаконичные фразы инженера, то предстанет картина необычная. ...В «начальный период работ», то есть тогда, когда печь осматривали, чтобы удалить из «нее шихту, на колошник поднималось по нескольку человек. Некоторые опускались даже в ее колотое темное чрево. Началась выборка шихты. И тут случилось непредвиденное. Огромная махина вдруг дрогнула, раздался треск лопающихся металлических креплений. Печь медленно, как живая, стала крениться набок... Все стоявшие возле домны разбежались в разные стороны. Но печь не рухнула. Словно раздумывая, падать ей или не, падать, она наклонилась почти на 10 градусов и так осталась. В воздухе медленно оседала ржавая пыль. После этого вокруг печи разгорелись ожесточенные споры*. упадет, или не упадет? И что нужно сделать, чтоб не упала? Если упадет на рядом действующую печь, тогда — катастрофа. Значит, решать надо быстро, немедленно. Некоторые проектанты предлагали заключить печь в «корсет» и вместе с «им поднимать. Другие яростно опровергали это предложение. «Корсет из 300 тонн металлоконструкций! Мыслимо ли?» На месте аварии бегал бледный от волнения, но, как всегда, чрезвычайно подвижный главный механик завода Ю. Е. Червинский. Ругался, укорял. Печь надо было срочно закрепить - повязать «ошейник» из тросов под кольцом колошника и от него растянуть расчалки. Но послать рабочих на колошник Червинский не имел права. Тогда главный механик сам полез на домну. С трудом преодолевая покореженные, разорванные пролеты лестницы,. добрался до самой высокой точки, до клапана свечи. Оглянулся и видит: на колошник карабкается другой человек. От колошника протянули шесть расчалок. Главную, удерживающую печь от дальнейшего крена, привязали к верхней части каупера соседней домны. Каупер, в свою очередь, был укреплен со всех сторон. Теперь печь стояла прочно, и можно было начинать ее выравнивание. А как? Инженеры проектного отдела все еще не пришли к общему мнению. К печи пока не разрешалось прикасаться. Но монтажники вместе с главным механиком попробовали подкатить под печь отбракованную металлическую штангу из тех, что отливались для снарядов. Штанга прошла. Попробовали вторую — тоже прошла... Потом уже смело начали подводить под маратор временные опоры из металлических брусьев, сложенных в штабель. В ход пошли гидравлические домкраты, с помощью которых осторожно переносилась нагрузка на опоры. Печь поднималась незаметно для глаза - миллиметр за миллиметром, но все-таки поднималась. Лица рабочих загорелись вдохновением: шутка ли — 1700 тонн выровнять! Дальше, согласно проекту организации работ, выравнивание печи было проведено за 18 рабочих дней при работе в одну смену по 11 часов. Затем предстояло поднять ее более чем на два метра и сдвинуть уже по горизонтальной плоскости, чтобы поставить в первоначальное проектное положение. На это ушло всего лишь 15,5 рабочих дней. Не менее интересна и история восстановления воздуходувки, без которой невозможно было бы задуть доменные печи. Перед отступлением немцы взорвали ее. Вся верхняя часть корпуса рассыпалась мелкими осколками в радиусе на 100 метров. Сохранились лишь мотор и редуктор. «Если мы сумеем восстановить воздуходувку, то тогда сможем пустить не только домны, но и бессемер», — эта мысль одинаково волновала и инженеров, и рабочих. Однако когда группа специалистов вошла в механический цех, где валялись осколки, задача восстановления машины показалась всем почти фантастической.
— Тут только «живую воду» и волшебника надо - невесело пошутил пожилой рабочий.
— А разве у нас не найдутся волшебники? - улыбнувшись ему, спросил главный механик. «Волшебники», конечно, нашлись. Собрав мелкие и крупные осколки, они сумели воссоздать конфигурацию воздуходувки. Конструкторы проектного отдела сделали расчеты и чертежи, по которым затем были изготовлены недостающие части. В этом деле достойно проявили себя монтер Михаил Фадеев, слесари Воротилов и Чурбанов. Мастер-модельщик Стрельцов, формовщики Бабичев, Шиммельник, Подорванов и другие заново отлили корпус машины. Почти ювелирную работу выполнили токари механического цеха Сухов, Чичерин, Свешник. Когда надо было добиться особой точности — «довести» деталь, каждый из них умел сделать это, держа резец в руке на весу. Изготовленные части скрепили с уцелевшими остатками и попробовали пустить машину. Первый толчок: 500 оборотов в минуту!.. Цела — не разлетелась... Еще толчок: 1000 оборотов... Цела!.. Еще 2 000 оборотов... Крутится!.. Наконец, полная нагрузка! Вскоре после пуска доменных печей оживает бессемеровский цех. Ему вместе с лабораторным цехом предстояло освоить выпуск стали оборонного значения. Преодолевая послеоккупационные трудности, бессемеровцы во главе с начальником цеха, коммунисткой Марией Федоровной Демишевой, добиваются успеха: выдают особую сталь — С-50. Постепенно, один за другим, входят в строй различные агрегаты. 8 января 1944 года начал действовать прокатный цех. Блюминг и стан 800 выдали первую партию рельсов. А спустя некоторое время, 15 февраля, был пущен крупносортный стан 550. В последующие месяцы металлурги одерживают новые победы: 27 марта задувается печь № 1. В апреле включается в работу турбина и пятая мартеновская печь, ставится на сушку вторая. Завод зажил еще полнокровней после того, как на доменном газе, заработала новая электростанция с двумя самыми настоящими газодинамомашинами. Паровые котлы были переведены на газ с пуском первых же домен. Прокатный стан 550 исправно выдавал рудничные рельсы для восстанавливающихся донецких шахт, а также для фронтовых дорог. Шахтеры треста «Орджоникидзеуголь» к тому времени восстановили и сдали в эксплуатацию двенадцать шахт. О трудовой доблести шахтеров говорят цифры: с сентября 1944 по май 1945 года они увеличили производительность в 9 раз. Все весомее становился вклад енакиевских металлургов в дело снабжения фронта металлом. В 1944 году было выплавлено 246 000 тонн чугуна, 195 000 тонн стали и выдано 175 000 тонн проката. Трижды енакиевцам присуждалось знамя Государственного Комитета Обороны СССР. За годы войны оно находилось и на других заводах: Сталинском, Макеевском, Константиновском, им. Петровского, им. Дзержинского. И снова вернулось в Енакиево, на вечное хранение.
| 
