О партизанском и подпольном движении в Донбассе написано много, но и «белых пятен», а то и домыслов в этой теме остается немало. Поэтому заслуживает внимания читателей недавно вышедшая книга Кима Иванцова «Гордость и боль моя - «Молодая гвардия». В 1941 году Ким Иванцов пятнадцатилетним пареньком стал бойцом Краснодонского истребительного батальона, потом - разведчиком Краснодонского партизанского отряда и 8-го отделения политотдела 18-й армии. В неполные 16 лет за ряд успешно проведенных в немецко-фашистском тылу операций был представлен к медали "За отвагу", но свою первую боевую награду он получил спустя 23 года. Был ранен, дважды контужен, в возрасте 16,5 лет стал инвалидом Великой Отечественной войны. В освобожденном от фашистов Краснодоне по настоянию райкома комсомола работал военруком Первомайской СШ № 6. Вскоре снова ушел на фронт. Войну закончил в Заполярье. В деятельности молодежной подпольной организации активно участвовали и его сестры Нина и Ольга. Ким дружил с Любой Шейцовой, Сергеем Тюлениным, Олегом Кошевым, Виктором Третьякевичем, Али Дадашевым. "Гордость и боль моя - "Молодая гвардия" - десятая книга автора. О молодогвардейцах в ней он рассказывает не только по документам и чужим воспоминаниям, Ким сам был активным участником тех событий. Сегодня из участников краснодонского подполья в живых остался только Ким Иванцов. И очень ценно, что он в то время вел дневник (с точки зрения конспирации это юношеское безумство, но записи из этого дневника стали бесценным документом истории). Для енакиевцев его книга интересна и тем, что в ней он рассказывает также о некоторых событиях военного времени в нашем городе. Еще до оккупации Краснодона Ким и его друг С. Тюленин рвались на фронт, но помехой был их возраст. Однажды с такой просьбой они обратились к Александру Александровичу Борцову-Могилевичу - начальнику 8-го отделения политотдела 8-й армии, которое осенью 1941 года дислоцировалось в Краснодоне. Борцов был активным участником Октябрьской революции, гражданской войны, боролся с махновщиной, потом служил оперуполномоченным отдела по борьбе с бандитизмом, секретарем иностранного отдела ВЧК, резидентом ВЧК в Италии, он - один из организаторов советской внешней разведки и друг первого руководителя этой службы М.А. Трилиссера. Человек очень образованный, владеющий четырьмя иностранными языками. 8-е отделение под руководством Борцова занималось организацией партизанского движения, созданием диверсионных групп и подполья - и не только в Краснодоне, но и в соседних шахтерских городах, в том числе в Орджоникидзе (так тогда называлось Енакиево). Так что Борцова мы вправе считать одним из организаторов партизанского движения и подполья в нашем городе. Тщедушному Тюленину Борцов отказал, а Кима зачислил в Краснодонский партизанский отряд разведчиком. Агентом 8-го отделения, на связь с которым мог выходить Ким, в Краснодоне оставлен был Ф.П. Лютиков (кстати, Филипп Петрович не имел никакого отношения к подпольному райкому партии, как об этом повествует в своем знаменитом романе Фадеев; райком еще до оккупации трусливо разбежался). Краснодонский партизанский насчитывал без малого три десятка человек. Отряд состоял из нескольких групп по три-пять бойцов в каждой. Ни в каких лесах или балках базирование отряда не предусматривалось. Все партизаны оставались в городе, поселках и селах на своих квартирах. «Действия отряда предполагалось главным образом одиночными бойцами и небольшими группами, как правило, в ночное время. Перед операцией участники предстоящего дела получали на базе (в схроне) оружие и боеприпасы. После выполнения задания прятали оружие там же, где его взяли, расходились по домам, вновь становились мирными "покорными" гражданами», - пишет Иванцов. (Такую же тактику применяли енакиевские партизаны). Все будущие народные мстители прошли ускоренную пятидневную подготовку по подрывному делу в спецшколе НКВД, располагавшейся в Лисичанске. Затем еще пять дней они изучали тактику партизанской борьбы в условиях Донбасса, отечественное и немецкое оружие. «Разумеется, вся работа по созданию подполья проводилась в глубочайшей тайне. Даже принимать партизанскую клятву мы приходили в помещение райкома комсомола поодиночке, в разное время, к тому же после наступления темноты», - читаем в книге К. Иванцова. Впервые понюхать пороху Киму пришлось в конце 1941 года. 27 декабря он по поручению Борцова оказался в прифронтовой Ольховатке в расположении 136-й стрелковой дивизии. Здесь, всего в пятистах метрах от нашей передовой линии обороны, базировались партизанские отряды под командованием Зинченко, Компанийца и Мельниченко, которые подчинялись Борцову. «В этих отрядах мне довелось проходить испытание и практику. Такому закреплению полученных теоретических знаний Борцов подвергал всех будущих разведчиков и диверсантов. Одновременно проверялись наши нервы, сообразительность, смелость, знания по огневой подготовке и рукопашному бою, а также контролировалось поведение в бою и вообще в любой опасной обстановке. При этом сотрудники 8-го отделения строго следили, чтобы стажеры друг с другом не встречались, даже не сталкивались...», - вспоминает К. Иванцов. «Не тратя время попусту, - продолжает автор книги, - уже на второй день вместе с разведчиками отряда Компанийца изучал немецкую оборону: почти целый день наблюдал за ней из нейтральной полосы. Промерз до самых костей... Изрядно поползал на брюхе под самым носом немцев. Когда возвращались в Ольховатку, попали под артиллерийский обстрел. Душа моя подчас уходила в пятки, хотя фрицы били всего лишь по деревне, правда, безжалостно. Снаряды только пролетали над нашими головами. Однако я старался держаться безбоязненно. Вскоре ночью перешли оборону немцев, в фашистском тылу наблюдали передвижение войск и грузов. Собственно, это и было нашей главной задачей... После с разведчиками отряда Компанийца побывал в немецком тылу еще два раза. За это время подружился с одним из них - Володькой Компанийцем, однофамильцем своего командира. Затем побывал в отрядах Зинченко и Мельниченко. Мы переправляли через линию немецкой обороны разведчиков и связных восьмого отделения, нападали на огневые точки противника и не одиночных фашистов, портили связь, в селе Убежище «уворовали» старосту - привели его в Ольховатку и сдали штабу 733-го стрелкового полка. Так продолжалось около трех недель. Два-три дня в тылу у немцев, день отдыха и снова к фрицам в гости. 15-го или 16-го января 1942 года в Ольховатку снова приехал Борцов. После встречи с командирами партизанских отрядов вызвал меня. Долго и подробно расспрашивал, чем я занимался все эти дни... Интересовался Борцов и старостой села Убежище, схватить которого помог нам его брат-партизан. На все вопросы старшего батальонного комиссара отвечал начистоту. Без утайки ответил и на его вопрос: «Не преувеличивают ли партизаны свои успехи ?» Нет, не преувеличивают... Разве что иной раз в отряде Мельниченко. А что именно? - мой начальник насторожился. - Его ребята порой раздували сделанное: вместо одного убитого нами немца говорили: два, вместо двух уничтоженных землянок докладывали - три. В другой раз разведчики этого отряда доложили своему командиру, что укокошили семерых фашистов, тогда как на самом деле всего четверых. Подобные доклады, как я потом узнал, поощрялись Мельниченко. При донесении в 8-е отделение командир добавлял еще от себя... Уже после войны Борцов-Могилевич рассказывал мне, что 8-е отделение знало о преувеличении Мельниченко побед его отряда. Предупреждало, требовало давать абсолютно точную информацию. Но тот оставался верен себе. Мы вынуждены были отдать его под трибунал...» Вскоре уже вместе со всем Краснодонским партизанским отрядом К. Иванцов снова оказался в прифронтовой Ольховатке. Зима в Донбассе в 1941-1942 гг. выдалась ранней. Уже в конце сентября начались морозы, а следом и снег выпал. За зиму его столько навалило, сколько, казалось, не выпадало за добрый десяток предвоенных лет. В открытой всем ветрам донецкой степи часто бушевали метели. В метель пришлось и в этот раз добираться до поселка. Партизаны разместились в домах ольховатцев. «Метель заметно утихла, - вспоминает К. Иванцов, - и я без особого труда прочел надпись на прибитой выше ворот дощечке: "Улица Петровского, 79".
Жильцы довольно быстро отозвались на стук, пригласили в дом. Несмотря на ранний час, печь топилась. Хозяйка, верно угадав наше желание, торопливо налила в алюминиевые кружки крутой кипяток... Развязываем вещевые мешки. На столе появляются консервы, сухари, сахар. Приглашаем домочадцев позавтракать вместе. Кипяток, заваренный сушеной морковкой, быстро согревал тело... Скоро узнали, что глава семьи - Василий Данилович Пушников. А его жену, высокую стройную женщину с моложавым лицом, на котором сохранились следы былой красоты, зовут Харитиной Андреевной. - Остались вот... в надежде, что отгоните немца, - неспешно роняет Василий Данилович. - Уж больно не хочется трогаться с насиженного места. Да и старуха, - кивнул на жену, - прибаливать стала. Куда с такой в дорогу... Из дальнейшего разговора с хозяевами мои товарищи услышали то, что я давно знал: линия нашей обороны совсем рядом. Не успевшие (а может, не захотевшие) эвакуироваться жители - их, правда, немного - вместе с красноармейцами переносят все тяготы фронтовой жизни. Здесь, в Ольховатке, наши войска глубоким, но, к сожалению, узким клином врезались в немецкую оборону. (29 декабря 1941 года 15 стрелковая дивизия укрепилась на рубеже Ильинка-Ольховатка-Никитине. Два с половиной месяца дивизия прочно удерживала тридцатикилометровый фронт обороны. В тяжелых зимних условиях, несмотря на малочисленность полков, батальонов, рот, ничтожное количество огневых средств, были уничтожены тысячи немцев и итальянцев на переднем крае обороны). Этот неширокий участок земли просматривается и простреливается гитлеровцами со всех сторон. В том мы убедились, не успев даже допить чай. Когда разорвался первый снаряд, Василий Данилович, взглянув на старые скрипящие ходики, проронил:
- Как всегда точно в это время... Чтоб его... - заторопился, приговаривая: - Надька, мать, - быстро в блиндаж! Блиндажом, как мы узнали потом, он называл погреб, в котором до недавнего времени хранились картошка да бочки с солением. Теперь то помещение стало семейным убежищем. Взявшись за дверную ручку, хозяин повернул к нам голову, спросил:
- Может, и вы... Не желая прослыть трусами, горделиво отказываемся. Однако уже через несколько минут горько сожалеем об этом. Разрывы медленно, но неумолимо приближались к нашему дому. Зло пофыркивая, снаряды один за другим тыкались в мерзлую землю... Огонь немецкой артиллерии с каждой минутой крепчал и вскоре перерос в сплошной грохот. Земля содрогалась, словно при землетрясении. И уже невозможно отличить один разрыв от другого. Все вокруг гремело, трещало, колыхалось - настоящее светопреставление. Жалобно позванивая, вылетели оконные стекла, что-то упало со стены. На моем лбу выступили мелкие капельки холодного пота, часто и противно застучали зубы. До боли сжимаю челюсти. Но это нисколько не помогает. А снаряды все рвутся. И нет тем разрывам ни счета, ни конца. Во время стажировки я побывал под артиллерийским и минометным обстрелом. Но такого еще не приходилось испытывать. В голове страшное нагромождение мыслей. Они вспыхивают, тукают, терзают сердце, натягивают нервы до предела... Тишина наступила внезапно, вслед за ней возвратились в дом обитатели"блиндажа"... Командир 733-го стрелкового полка майор Сикорский - во взаимодействии с этой частью, занимавшей оборону у Ольховатки, нам предстояло совершать боевые и разведывательные операции - знакомился с отрядом. Полк давно уже не выходил из боев, был сильно потрепан и насчитывал всего три сотни активных штыков. Однако дрался с фашистами по-прежнему упорно и смело. В такое время прибытие партизанского отряда всего из трех десятков человек было хотя небольшой, но все же подмогой...» Из Ольховатки партизаны не раз выходили в разведку и на боевые операции, уничтожая фашистов и неприятельскую технику. Однажды после предварительной разведки отряд шахты "Юный коммунар" совместно с партизанами Краснодонского и Орджоникидзевского (Енакиевского) отрядов провел ночной налет на Савельевку. Одна группа забросала гранатами дзот, в котором находились вражеские солдаты. Вторая группа из пулемета в упор расстреливала фашистов, бежавших из дзота. Было уничтожено до двадцати пяти врагов. Рядом с Кимом в этой операции участвовал Володя Компанией. При выходе из балки оставались две группы прикрытия. Их возглавляли командир Орджоникидзевского партизанского отряда Петр Макарович Компаниец, в прошлом председатель колхоза "Знамя ударника", и командир партизанского отряда шахты "Юный коммунар" Василий Васильевич Зинченко - до войны работник Макеевского горисполкома. «Замечаю невысокого, юркого сверстника Петю Синчугова, разведчика отряда Компанийца, - пишет в своей книге К. Иванцов. - Он узнает меня, молча улыбается. С Петей я познакомился, когда проходил практику в их отрядах. Синчугов рассказывал, что первоначально он работал с разведчиками 662-го стрелкового полка, занимавшего оборону в районе Ольховатки. Потом перешел в партизанский отряд Компанийца, где сражался его отец. Отца недавно ранило, сейчас он в госпитале. Петя сильно переживает и скучает». Вскоре Борцов забрал Кима из партизанского отряда. Иванцов стал разведчиком 8-го отделения. Теперь за сведениями часто приходилось ходить в немецкий тыл без оружия и в одиночку, но иногда и выполнять боевые задания. Об одном из таких заданий на северной окраине нашего города рассказывает в своей книге К. Иванцов: «В дни московской битвы пришел приказ об усилении партизанских ударов по врагу. В числе предлагаемых действий назывался и поджог домов, в которых обитали гитлеровцы. Вскоре Борцов дал мне совсем легкое (так казалось) задание: в одном из густонаселенных немцами поселков севернее Орджоникидзе выбрать дом или два и забросать их бутылками с горючей смесью. - Не торопись, - внушал мне Борцов. - Вначале определи удобные пути подхода к ним и отхода. Желательно, чтобы те жилища находились на окраине села, вблизи лесополосы или балки. Постарайся после поджога как можно быстрее затеряться в поселках с беженцами - их там предостаточно... С бутылками - они тебе знакомы - обращайся на "вы". "КС" это любит. Помни: воспламеняется при малейшем соприкосновении с воздухом. Потушить то пламя практически невозможно. Не дай Бог, где-то споткнешься или из замерзших рук бутылка выпадет на твердую поверхность - сгоришь заживо... Мне вручили четыре бутылки с "КС": две поллитровые, две 250- граммовые. Что касается названия горючей смеси, то те две буквы каждый расшифровывал по-своему. Чаше всего, одни - как "Коньяк старый", другие — "Кошмарная смерть". И только после войны узнал, что противотанковые бутылки изобрел инженер Кошкин. В его честь они названы "Кошкина смесь", сокращенно "КС". Ночь была морозная, ветреная. Немцы из блиндажей высовывали нос лишь в неотложных случаях. Подход к одному из поселков оказался удобнее других: глубокая, заросшая кустарником балка подступала к самым домам. Снег, правда, почти до колена. Но лучшей дороги не оказалось. И вот - сильное пламя, белый дым, истошные крики. И когда я летел уже далеко от тех домов, донеслись беспорядочные автоматные очереди. Даже издали зрелище было, прямо скажу, захватывающее. Однако в те минуты я думал лишь об одном: дай, Бог, унести ноги. Мчался - только пятки сверкали. Разумеется, не по той балке, по которой подошел,- и не напрямую к линии фронта. Когда возвратился и обо всем доложил поджидавшему меня Борцову, он обнял меня и сказал:
- Спасибо! Огромнейшее тебе спасибо!.. Ты вполне заслужил медаль "За отвагу"». Позже Ким рассказал об этом эпизоде Сергею Тюленину. Тот неожиданно заметил: «В тех хатах могли ведь обитать и хозяева...» Восторг, вызванный воспоминанием о совершенном поступке, рассеялся как дым: «Разговор с другом оставил в душей моей неприятный осадок: до конца я не был уверен, что в тех домах находились одни лишь фашисты. Однажды сказал об этом Борцову. У войны жестокое лицо, — услышал в ответ. - К тому же это приказ товарища Сталина, еще в начале зимы пришел. В нем подчеркивается: следует уничтожать не только отдельные дома, но даже целые деревни и поселки, чтобы немцы не могли в них отдыхать и греться.
- А мирное население? - невольно сорвалось с моего языка. О нем в приказе нет ни слова. Разумеется, по возможности надо думать и о нем. Повторяю, по возможности... Нам дорога Родина. Во имя ее спасения мы пойдем на любые жертвы. Только умно!.. До чего же ты впечатлительный... А война бесчеловечна. Но ты держись, не расслабляйся. Повторяю: иногда приходится жертвовать десятками людей, чтобы сохранить сотни, а сотнями - дабы сохранить тысячи. Так поступают даже талантливые полководцы, когда нет другого выхода...». Хотя после Победы прошло много лет, мы так еще и не знаем полной правды о войне. И хорошо, что сегодня эта правда приоткрывается всё больше и больше. Но очень мало осталось участников тех событий. Поэтому так важны для нас их свидетельства. А о краснодонском подполье - особенно, так как в Украине в последнее время предпринята попытка дегероизации «Молодой гвардии». Однако память не перечеркнуть, ибо это наша история, какими бы красками она не была раскрашена. В своей книге Ким Иванцов повествует о войне без прикрас. И это подкупает читателя. Материал подготовил Александр КУПЦОВ
|
