Алатарцева Ирина

Эта несвобода тишины,
  Эта предвечерняя усталость.

И был закат - как плач ребёнка,
  И был восход — как детский смех.

  Мы не выходим под дождь, хоть готовы  раскрыться зонты.
  Что-то нас держит: от окон, от стекол ни шагу.

Насыщение цветом - до рожденья огня.
  Насыщение звуком — до рожденья мелодий.
  Изначальное синее — многоцветие дня,
  Изначальное тихое — многогласье природы.

Довольно. Зачеркнуто. Точка. И хватит
  Иллюзий и новых стихов.

  На  смерть о. Александра Меня
  Небо — надвигается. Падает вниз.
  Звезды втоптаны в пыль.

  Я пишу — как живу и живу — как пишу.
  В этом слабость моя, в этом сила.
  Если я полюбила — пишу, что люблю,
  Если я разлюбила — пишу «разлюбила».

  ...В чем истина?
  А может, в том, что утром,
  И даже раньше утра — после ночи,
  До утра — между ночью и рассветом —
  Проснуться от того, что просто счастлив
  И — голыми ступнями — по росе,
  И сонными ладошками — по листьям.

Зима расслабилась... Лениво тает снег,
  И скрип шагов смягчился, стал неслышен.

  Всего лишь — капля моря на губах,
  всего лишь — капля солнца на ладони...

И не было как будто бы зимы,
  Все время только мартовская слякоть,
  А воздух по-осеннему промозгл.

  Сдерживаюсь, сдерживаюсь (сердце — мученик!),
  Стискиваю губы, прячу взгляд.

  Снова чья-то тень на моей судьбе,
  Снова чей-то смех проникает в сон,
  Снова долгий день провожу в мольбе:
  Как сберечь одно в хаосе имен
  Имя твое?

  ...А в воздухе — желание любви...
  И тянет плакать, плакать или петь,
  Вдыхая каждой клеткой этот воздух.

Г.В.  Романенко
  Уставшая женщина — осень. Без грима
  Уже не представишь лица.

Грустное воспоминание о Свифте
  Слишком много лилипутов,
  слишком мало Гулливеров —
  Гулливерам надоело
  долго плавать по морям.

Что остается от друзей?
  Обрывки фраз,
  Молчанье писем
  И наши чувства,
  Что зависят
  От скудной памяти...

  Тишину разорвут неглубокие вздохи,
  Тишина заскулит, как обманутый пес.

  Снова боль раскалывает тело,
  Душу загоняя в щели глаз
  Как же я заметно постарела
  В этот невозможно долгий час!

Обитель неприкаянной души —
  Мое недрессированное тело
  Ползет вдоль непрочерченной межи
  По плоскости, от слезной соли белой.

Предыстория
  Не плакала и не рвала волос,
  Не захлебнулась в крике и рыдании,
  И никому увидеть не пришлось
  Отчаянье мое. Живу — в молчании.

Ночь. Снегопад. А мы без лишних слов
  Сбежим в уют убогой комнатенки.

Эта несвобода тишины,
  Эта предвечерняя усталость.

И был закат - как плач ребёнка,
  И был восход — как детский смех.