Орлов Юрий

  Я сижу с поникшей головой,
  в сердце грусть, и вот какая штука:
  мне б хотелось прошлое аукнугь,

Я в шатре цыгана
  коротаю ночку.

Седина мне в бороду —
  рыжий бес в ребро,
  не копил я смолоду
  в сундуках добро.

Черные тучи,
  Черное небо —
  Живу, как на круче,
  Воздуха мне бы.

  Господи мой, и Великий, и Светлый,
  Грешен я, но разреши
  Пасть на колени с мечтою заветной,
  С чистой молитвой души.

  Они не выбыли из строя,
  Не за Отечество легли.
  Мои братаны по забою
  На днях с забоя не пришли.

  Окурки с урны выбирая,
  Порой слезу с лица смахнет.
  Все, что имеет, пропивает,
  Но чести он не продает.

  Не величавой, плавно-тихой,
  голышиком в бросок всего,
  была речушка Шепотиха
  Державой детства моего.

  Когда я в повседневной суете
  вдруг устаю до боли и истомы,
  то отправляюсь в гости к тишине,
  что за рекой живет в стогу соломы.

  Когда я в повседневной суете
  вдруг устаю до боли и истомы,
  то отправляюсь в гости к тишине,
  что за рекой живет в стогу соломы.

  Ну, не молчи, Ты слышишь? Не молчи.
  Ты подыми меня среди ночи,
  Войди в мой дом, как боль, как зов, как стон.

  В бесшабашных набегах лихих,
  дорогая моя татарча,
  твои предки рубили сплеча
  и в полон уводили моих.

  Снуют над городом дожди.
  Промокла птаха под вербой,
  а ты сказала мне: «Не жди,
  к тебе я больше — ни ногой!»

  Она напевала вполголоса.
  Коса на высокой груди
  Горит, как у дочери Полоза,
  И мятою пахнет, поди.

А он стоял, а он смотрел,
  ему, наверно, стало душно.

  Гроза скатилася на запал.
  И дождь опал...

Не окна — пустые глазницы
  и мхом зарастают ступени,
  осталось домов единицы,
  не павших еще на колени.

  Поплавки недвижимы,
  лег туман над водой.