Казкове диво коло річки,
  ранкові роси лугові.

  Мы не выходим под дождь, хоть готовы  раскрыться зонты.
  Что-то нас держит: от окон, от стекол ни шагу.

Насыщение цветом - до рожденья огня.
  Насыщение звуком — до рожденья мелодий.
  Изначальное синее — многоцветие дня,
  Изначальное тихое — многогласье природы.

Довольно. Зачеркнуто. Точка. И хватит
  Иллюзий и новых стихов.

  На  смерть о. Александра Меня
  Небо — надвигается. Падает вниз.
  Звезды втоптаны в пыль.

  Я пишу — как живу и живу — как пишу.
  В этом слабость моя, в этом сила.
  Если я полюбила — пишу, что люблю,
  Если я разлюбила — пишу «разлюбила».

  ...В чем истина?
  А может, в том, что утром,
  И даже раньше утра — после ночи,
  До утра — между ночью и рассветом —
  Проснуться от того, что просто счастлив
  И — голыми ступнями — по росе,
  И сонными ладошками — по листьям.

Зима расслабилась... Лениво тает снег,
  И скрип шагов смягчился, стал неслышен.

  Всего лишь — капля моря на губах,
  всего лишь — капля солнца на ладони...

И не было как будто бы зимы,
  Все время только мартовская слякоть,
  А воздух по-осеннему промозгл.

  Сдерживаюсь, сдерживаюсь (сердце — мученик!),
  Стискиваю губы, прячу взгляд.

  Снова чья-то тень на моей судьбе,
  Снова чей-то смех проникает в сон,
  Снова долгий день провожу в мольбе:
  Как сберечь одно в хаосе имен
  Имя твое?

  ...А в воздухе — желание любви...
  И тянет плакать, плакать или петь,
  Вдыхая каждой клеткой этот воздух.

Г.В.  Романенко
  Уставшая женщина — осень. Без грима
  Уже не представишь лица.

Грустное воспоминание о Свифте
  Слишком много лилипутов,
  слишком мало Гулливеров —
  Гулливерам надоело
  долго плавать по морям.

Что остается от друзей?
  Обрывки фраз,
  Молчанье писем
  И наши чувства,
  Что зависят
  От скудной памяти...

  Тишину разорвут неглубокие вздохи,
  Тишина заскулит, как обманутый пес.

  Снова боль раскалывает тело,
  Душу загоняя в щели глаз
  Как же я заметно постарела
  В этот невозможно долгий час!

Обитель неприкаянной души —
  Мое недрессированное тело
  Ползет вдоль непрочерченной межи
  По плоскости, от слезной соли белой.

Предыстория
  Не плакала и не рвала волос,
  Не захлебнулась в крике и рыдании,
  И никому увидеть не пришлось
  Отчаянье мое. Живу — в молчании.

Ночь. Снегопад. А мы без лишних слов
  Сбежим в уют убогой комнатенки.

Эта несвобода тишины,
  Эта предвечерняя усталость.

И был закат - как плач ребёнка,
  И был восход — как детский смех.

Я зрадив би
  Як, мамо, давно Вас немає,
  загублено в нетрях Ваш слід.

Мислі неслись далеко,
  дім споминала і поле...

Суп  закипав у банці,
  банка  була консервна.

  Мама мені говорила,
  жар підгрібаючи в пічці:

  Жизнь продолжается, пока
  По капле капает строка,
  Пока тебе — до сорока
  Или чуть больше, но слегка.

  Разбитую чашу не склеишь,
  А склеишь — уже не она.

  Начальник был суровым.
  Шофер — добрейшей масти.

  Я не ведал, что будет потом,
  Перед этой ужасной атакой,
  Как упрется в патронник патрон
  И заклинит винтовку в атаке.

  Когда октябрь позолотит наш сад,
  Когда дожди запляшут по дорогам,
  Уйду тайком и не вернусь назад.

Грустный отпуск
  Прохладно, но не очень.
  Все ж искупаться — блажь,
  и разбросалась осень
  одна на целый пляж.

  Да вы уже продрогли, братцы,
  А что вас ждет — не дай Господь...
  Святая глупость — взять, остаться
  И злым ветрам подставить плоть.

  Им сытно здесь и в холода тепло.
  Не манят их бескрайние просторы.

У дорогого магазина
  От снеди ломятся витрины
  И тонет мир в огнях рекламных.

  Горят костры у каждого двора.
  Я в наш подброшу золотишка ворох,
  И будет веселиться детвора,
  И умилять нас взбалмошным: «Ура-а-а!»
  А мы грустим — зима наступит скоро.

  Я не досыпал, не пил, как раньше.
  «Чокнутый», - сосед меня корил,
  Я в саду под грушею, на «ранчо»
  Лодку с упоеньем мастерил

  Не люблю я праздничные даты,
  Юбилеев не переношу.

Движением дерзким расправлены плечи.
  Патетика мысли — патетика речи,
  Патетика прочих движений и взглядов —
  Начать очень трудно и все-таки надо.

  Осторожно скрипнет половица.
  К сердцу вдруг дотронется игла.

  Вот и все. Все кончилось красиво,
  Он почил без боли и тревог,
  Прикорнувший под цветущей сливой
  У распятья четырех дорог.

  Ворвется в ночь колесный перезвон,
  И звезды обретут, как суть, движенье,
  Когда, качнувшись, черный горизонт
  Помчит с тобой по рельсам на сближенье.

  Непутевый я, брат,
  Сколько лет на земле —
  Ни мошны, ни наград.
  Хоть на старости лет
  Мне бы домик в лесу.

  Как просто не бояться высоты
  До боли незнакомого полета,
  Пока рисуешь радугой полотна
  В своем воображеньи буйном ты.

  У костра присяду обогреться...
  Непогоде предъявляя иск,
  Бьется растревоженное сердце
  В каждой обреченнейшей из искр.

  Ой, как пьется вода, ой, как пьется!
  Будто нас утомило страдой,
  Разморило полуденным солнцем,
  А не жаркой ночной темнотой.

  Я славлю величье прогресса,
  Как славлю стекло и бетон.

  Эх, развозка, развозка
  Медных сосен по зыбким раскоскам

  Наш наряд — закрепить облака!
  Облака — это глыбы породы,
  Сквозь которые цедят века
  Неуютные, мрачные воды.